КОЛЕСНИКОВ СЕРГЕЙ, рожд. 31.07.1994 г. Детский церебральный паралич; задержка психоречевого развития. Лечение: сентябрь 1997 г. - ноябрь 2007 г.
Поселок Никель Мурманской обл. Рассказывает мама Корепина Валентина Фёдоровна (запись сделана в марте 2006 г.).
14:37

Серёжа родился в 1994 году, родился 1 кг 750 г, семимесячным. Было у нас кровоизлияние в головной мозг, и повредили позвоночник в двух местах. Была остаточная водянка головного мозга. В общем, ребенок был очень тяжелый. Когда я звонила, <чтобы узнать> о состоянии (он был переведен… в барокамере лежал), мне предложили, потому что он никакой, сдать. Ну, естественно, вопросов об этом не было. Наш ребенок - мы его забираем, Серёжу. В 10 месяцев еще проверяли: видит ли он, слышит ли он. Было вообще непонятно. Ноги выше колен были сизые, лежали, как плети. Он не поворачивался ни налево, ни направо, руку не поднимал ни одну. Он только кричал. Кричал, кричал, кричал сутками. Носили по два часа с мужем по очереди. Был очень тяжелый. Потом в год и месяц ему дали инвалидность: детский церебральный паралич. Здесь, конечно, занялись массажами, бабушек нанимала. Бабушки помогали ему. Ну, в общем, у нас ручки и ножки немного зашевелились. Я ребенку читала сутками. Ноги были так… Ножки нет… ноги были мертвыми. А руками мы, все-таки, постоянно занимались с ним, руки у нас зашевелились. Я пробовала лечить его в больнице. Ну, были очень большие неприятности. Вплоть до того, что мне отказывались, заведующая отделением (я в Мурманске лежала в областной больнице, в неврологии), отказывались больничный платить (выписывать). Потому что я предъявила требование. Как так можно? Ребенку, который не шевелится (тело всё мягкое), дают люминал и после этого заставляют делать гимнастику. И, так как он начинает кричать, говорят, что он - псих. Естественно, я подняла шум. Мне: "Все молчат, а Вы возмущаетесь!" Я тогда стала таблеточки все собирать. Я ему не давала, ну, неделю-то точно не давала. И вот приходит она, как обычно, при очередном обходе и говорит: "Вот видите, он не плачет". Я говорю: "Вот они, Ваши таблетки, и ребенок у меня в хорошем состоянии". Они меня решили выбросить из больницы. Я сказала: "Нет, Вы мне дадите физиопроцедуры, массаж и лечебную гимнастику. От остального я отказываюсь". Полностью от всех медикаментов я отказалась. После этого я больше не лежала в больнице.

Тут я узнала про китайцев. Стала ездить к китайцам. Делали точечный массаж и иглоукалывание. Проработал он с июня месяца, через месяц по тридцать сеансов было, каждый день. В январе мы, кажется, последний раз лечились. И вот только в январе он вот так <сказал>: "Фу…" Я говорю: "Что такое?" - я испугалась. Он говорит: "Вы понимаете, появились первые мышцы". Ну, я обрадовалась. Он говорит: "Да Вы представить себе не можете какие: с самую тонкую шелковую нитку, и две штучки только появилось". Это было нам два с половиной года. Потом нам устроили медико-педагогическую комиссию в два года и семь месяцев. Я его принесла на комиссию. Ну, мы были в три года 85 см, а тут еще меньше. Я его на руках принесла такого, грудником. Я ему связала ползуночки, свитерочек. На вид он был хорошенький. И нам с ним начали экзамен устраивать. Руками уже отработано, он кое-что коряво, но брал руками. Выставили нам <диагноз>: грубая задержка психомоторного развития. Речи у нас не было. И нам сказали: "Извините, но Ваш ребенок не обучаем. Дальше посмотрим. Может быть в какие-то группы…" Ну, в общем, всё на этом. Приговор был вынесен.

Естественно, у меня - истерика, я выход стала искать на Питер. Лежала в больнице, и мне там мамочки дали адрес: на Лахтинской, 10 "Академия развития ребенка", к академику Андрианову. Я позвонила сразу, меня поставили на очередь. Почти год на очереди стояла, такая была проблема. Мы это время ждали, не лечились. Я, как обычно, читала, читала сутками ему. К Андрианову пришли сюда, в наше время назначенное, <нас> провели к невропатологу-остеопату. Он и профессор Андрианов всё просмотрели, и он сказал: "Выход на ноги есть, но настолько слабый… Поэтому <положительных> результатов мы Вам никаких не можем обещать, будут или нет. Я, - говорит - за него не берусь. Вот у Вас невропатолог, она Вас будет лечить". И вот мы прошли (там в неделю раз процедура была) <несколько процедур>. До этого, до остеопата, мы спали минут по 20, тут стали минут по 25-30 спать. То есть он поспокойнее стал. Но было настолько всё медленно и практически незаметно, что я была, конечно, <расстроена>, такая поездка… И вот здесь на Лахтинской была лавочка (сейчас там стройка), я с ним играю в выходной день, незадолго до отъезда уже (мы здесь почти два месяца лечились у остеопатов): мячик я ему даю, он отпихивает, я опять мячик даю (мы так сотни раз делали), подходит ко мне бабушка. Такая бодренькая, ей - 82 года. И она сказала: "Я сама - врач, такая-то". Ну, я не помню фамилию, имя и отчество. Говорит: "И муж у меня был профессором, мы оба - врачи. Но я Вам скажу: Вам надо к академику Копылову". "Не надо, - я говорю. - Я лечу уже у остеопатов". Она говорит: "Нет, остеопаты - это как первый курс института. Это настолько слабо. Нет, Вам надо к Виталию Александровичу идти. Там большой процент излечения ДЦП". Ну, естественно, мы побеседовали с ней. Я еще неделечку подождала, у меня какие-то (ну, знаете, как обычно, люди посылают) сомнения < оставались>. Потом, все-таки, думаю: "Нет, я пойду".

Пришла я к Виталию Александровичу, приношу кипу бумаг, обследования (меня по всем институтам отправляли: и волосы проверяли, и кровь, всё проверяли, из чего он состоит). Я подала, он говорит: "Не надо". И всё, что мне там написали, Виталий Александрович мне всё перечислил. Я еще домой пришла и думаю: "Ну, надо же как! Зачем я по этим институтам <ходила>? Мне и физически было тяжело с этой коляской". Он говорит: "Хорошо, я Вас возьму. Но нужно до лечения за два месяца не принимать никаких лекарств". Мы единственное, что принимали (так ничего не принимали), когда он заболевал, антигриппины, антибиотики. Да, это мы принимали. Капли в нос. Тут у меня, как нарочно, он стал болеть. Я ничего ему не давала. Приехали мы в сентябре месяце. В начале, вроде бы, лечим, лечим - не вижу ничего. Но я была уставшая, ну не вижу. Ну, чуть спокойнее стал. Виталий Александрович хотел уже отказать, говорит: "Ну, если нет результатов, смысла нет лечить". А я уже в конце лечения вижу <сдвиги>, немного, но вижу. Он говорит: "Хорошо, приезжайте". И, верите ли, приехала я в начале октября домой, ничего толком нет. А потом, не могу понять: по-другому с ребенком всё. У нас появился упор на ноги. Муж, конечно, счастлив, сразу ходунки самодельные сделали, подстегивали, чтобы он землю чувствовал. Звуки начались. И мы, кажется, мы 8 декабря приехали, знали восемь(!) букв. Мы не только их произносили, он мне их показывал. Раскачиваясь, конечно.

<Когда начинали лечение,> у него слюна текла. Глаза у нас по 15° уходили. Нижние ребра были вывернуты вперед. Легкие у нас развернулись только в пять лет <приблизительно>. (Я логопеда наняла. Она ему дает ватку <сдуть с ладони>, а он не может: легкие не работают. Это было в четыре года и семь месяцев. То есть, только к пяти годам начали разворачиваться легкие.) Спина была полностью колесом. Ноги были синюшные выше колен. Ну, то, что тоненькие, это - само собой, там было всё тоненькое. Вес у нас был 9 кг, это при росте 84 см.

И через год и семь месяцев после начала лечения (у нас проходила медицинская комиссия по инвалидности) у нас уже была <достигнута> нижняя <граница> шкалы по возрасту (рост и вес). Мы на 15 см выросли! У врачей глаза на лоб вылезли: не может такого быть! Потому что я отказалась полностью от государственного лечения, от всех прививок я отказалась, от всего отказалась. Упор у нас на ноги появился после третьего <курса> лечения. Мы ездили сначала через два месяца, потом через 20-25 дней приезжали, нас по три, по четыре недели Виталий Александрович лечил. И у нас упор всё лучше, и лучше, и лучше. Первый шаг он сделал… Совпало так, что я в монастырь Иоанна Кронштадского пошла. Получилось, что пришла рано (я обычно на службе не стою, мне очень тяжело, приходила к концу службы), а тут пришла рано. И вот я с ним стояла, уже упор был, я держу, и вдруг он у меня пошел. Я по всей церкви… Народу много, а мы ходим, ходим. У меня слезы градом. После этого он года два опять не делал шагов. А потом, Вы знаете, он заговорил как-то предложениями (до этого каша во рту была), ну и за ручки стал ходить. Речь была очень интересная. Он заговорил на пятом году, а читать слова начал раньше, до речи. Так получилось: ко второму <курсу> лечения мы 8 букв знали, а еще через два <курса> лечения он уже знал простые слоги: "ма", "па". Мы читали: "ма-ма". То есть мы сначала читать научились, а потом говорить. Вот такая интересная история с ним произошла. Мне говорили, что он необучаемый. В шесть лет ложку мы подняли. И <я> стала выходить <на комиссию>, в школу нам надо. Нам говорят: "В определенной группе". Я говорю: "Нет, только общая". "Какая общая? Документы какие?" Я говорю: "Нет, общая". Я с полгода ходила. Нам устроили экзамен. Экзамен мы выдержали. Принесла на руках его на экзамен, посадила. Пришли в школу 1 сентября. Прописи, а он не может палочку поставить. Они мне говорят: "Вы что? Он же не может палочку поставить!" Я говорю: "Сейчас мы на лечение съездим!" Через восемь дней мы приезжаем сюда. Возвращаемся - он у меня палочки, крючки пишет. Я не скажу, что совсем ровно, криво пишет. Но он их пишет, а он не писал. Начались буквы - началась каша. Они говорят: "Ведь он же не может писать!" Я говорю: "Сейчас съездим!" В декабре приезжаем - у нас текст читаемый. И вот после каждого <курса> лечения у нас сильные рывки. Три года назад, или два года назад он же у меня не мог ни попу вытирать, ни на унитаз сходить по-мужски. И вот после очередного лечения два года назад он в туалете (мы скобу сделали, он держится) начал писать, как мальчик. Этого раньше не было. Еще через полгода он стал попу вытирать. У меня теперь и этих проблем не стало. Сейчас мы в ноябре были на лечении. После ноябрьского лечения он у меня так вытянулся. У нас улучшилась опять речь, моторика пошла. А сейчас, в этот приезд, у него почерк стал размашистый, мальчиковый, не такой, каким в прописях пишут. Вот в этот приезд пошел у нас такой почерк. Он в день у меня лист пишет сейчас.

Мы продолжаем лечение, регулярно приезжаем. И у нас скорость практически с классом сравнялась. Учимся сейчас: вышли уже на одну тройку (по математике). Рост: высокий стал. Вес, размер головы, всё у нас соответствует норме. Результаты, конечно, у нас великолепные. Врачи долго пытались… Даже звонили нам на дом и предлагали: "Сдайте, потому что бесполезно, Валентина Фёдоровна". Я говорила: "Нет!" Я на своем стояла. Меня приходили проверяли даже: не держу ли я ребенка в коробке (была такая ситуация). А теперь они только спрашивают: "Валентина Фёдоровна, как Вы со своим ребенком?" Ни лекарств, ничего мы не принимаем. На прием к врачу мы ходим только раз в году, когда у нас перекомиссия. Больше мы там вообще не бываем, я даже карточку стала держать дома, чтобы она не потерялась.